«В моих снах мы с ней каждый раз убегаем»

Марьям (имя изменено) - подруга Седы Сулеймановой и Лены Патяевой. Как и Седа, она тоже сбежала из своей семьи и жила в Питере. Девушка рассказала о своей дружбе с Седой и о том, как изменилась её жизнь после похищения подруги.

Детство: "это последний день твоей жизни, когда ты была в штанах"

Марьям 22 года, она девушка из ингушской семьи, в которой строго придерживаются этнических традиций. Однако большая часть её детства прошла не в Ингушской республике, а в небольшом южном городе с преобладающим русским населением. В Ингушетию Марьям отправляли только летом на каникулы – к бабушкам и дедушкам. Детство девушки было противоречивым: в нем оказались перемешаны счастье и насилие, стремление к свободе и жёсткие ограничения.

Первое позитивное воспоминание из детства, которое мне приходит в голову: мне было 9 лет, и мы с лучшей подругой пошли прыгать на батутах. Обычный круглый батут, недалеко от нашего дома: стоил 200 рублей за 15 минут. Мы стали прыгать и вдруг начался жесточайший ливень. Женщина, которая продавала билеты, подошла к нам и сказала: я ухожу, можете прыгать, сколько хотите, просто за собой закройте дверь, когда будете уходить. И ушла. Вокруг нас не было вообще ни единой души, шёл дикий ливень, мы промокли, но прыгали на этом батуте 3 часа. В итоге меня даже стала искать моя семья. В этом дне было что-то очень радостное, счастливое, светлое.

Негативные моменты из детства – это когда отец бьёт мать. И братьев. И сестёр. ­Меня он в детстве не бил: пару раз избил позже, когда они меня поймали после моего побега. В те годы в основном он бил старших братьев и маму. За что? Да примерно за всё в принципе: что-то ему не понравилось, что-то не так сказали. Он неуравновешенный, поэтому ему вообще не особо был нужен повод. В детстве, когда такое происходит, ты испытываешь страх и беспомощность, особенно когда на твоих глазах бьют маму. Я не понимала, откуда в нем столько агрессии. Хотелось защитить маму, старших братьев и сестер. Но ты себя-то защитить не можешь, что уже говорить о маме. Поэтому я просто пряталась с братом под кроватью или в шкафу. Сидела и плакала. 

…Первое воспоминание, которое мне дало понять, что моё детство на этом заканчивается, у меня осталось из 11-летнего возраста. Я всё время смотрела на других девочек у нас во дворе, как они одеваются: обычные штаны, какая-нибудь майка, меховые наушники вместо шапки. Я всё время думала: блин, какие они красивые. Я тоже иногда ходила в штанах, но по большей части мне приходилось носить платья и юбки. Но однажды я купила себе широкие ярко-жёлтые штаны, черную майку и белые наушники. И вышла так во двор. Я чувствовала себя максимально счастливой, крутой и классной. Но я смогла так проходить буквально пару дней. Однажды прихожу домой, и отец говорит: “это последний день твоей жизни, когда ты была в штанах". Я до сих пор помню эти ощущения. В мои 11 лет для меня это было травмой, я осознала, что никогда больше не смогу выглядеть так, как я хочу.

Я с детства ощущала, что хочу другого, но я это в себе подавляла. Я думала: ну это же моя семья, мы ингуши, у нас так принято. До определенного момента я верила и в традиции, и в религию, и в то, что если ты девочка, то тебе нельзя ни с кем общаться, ты должна всех слушаться, должна быть покорной и ходить с опущенной головой. Но что-то во мне этому сопротивлялось. Я называю это своим "нутром", которое всё время бунтовало и отказывалось молчать и опускать голову. Я пыталась подавить своё нутро, но чувствовала, что когда-то оно о себе заявит.

И в какой-то момент я просто не смогла больше своё нутро игнорировать. Ты понимаешь, что тебя, твою суть подавляют. Ты громкий человек, ты хочешь спорить, ты хочешь общаться, чего-то добиваться, жить. А тебе говорят: ты должна рожать детей, готовить, не перечить никому, слушать своего отца, своего мужа, своего деда, своего младшего брата и своего сына: любого, у кого есть член, ты должна слушать.

Меня такая жизнь не устраивала. В какой-то момент ты это осознаешь и больше не можешь сопротивляться самой себе. Это как замутняющие очки, которые разбиваются – и ты видишь мир таким, какой он есть. Ты понимаешь, что тратишь свою жизнь на то, что тебе навязывают другие люди, которые сами живут по традициям, которые им в свою очередь навязали другие люди. А ты хочешь быть счастливой и хочешь, чтобы твои дети в будущем были счастливы.

Знакомство с Седой: "у нас появилась связь в первый же день"

В 18 лет Марьям сбежала из дома. Девушка опасается подробно рассказывать про побег и период жизни сразу после побега, поскольку есть риск, что по описанию её сможет узнать кто-нибудь из членов семьи. Уже после побега однажды Марьям нашли родственники и силой забрали домой, но ей снова удалось сбежать. После этого она обратилась за помощью в Кризисную группу СК SOS, и её поселили в шелтер, где она и познакомилась с Седой Сулеймановой.

Седу я первый раз увидела, когда только приехала в шелтер. Я захожу в комнату, в которой мне предстоит жить. Вижу, что сидит девочка, у неё были короткие рыжие волосы, и на первый взгляд она была похожа на русскую. Но на столе стояла приготовленная для меня еда: в этом жесте чувствовалось традиционное кавказское гостеприимство. И при виде этого накрытого стола у меня появились первые мысли, что, по ходу, она всё таки моя землячка.

Вначале Седа мне показалась закрытым в себе человеком: сидит вся такая максимально зашуганная. Но впечатление оказалось ложным. Мы поели, попили чай. Сначала было немного неловко из-за того, что нам строго-настрого было запрещено называть друг другу свои настоящие имена и рассказывать свои истории. И у меня были опасения, а вдруг Седа сочтет меня ненормальной, если я начну говорить о себе? Поэтому я сначала аккуратно прощупывала почву. А потом в какой-то момент, не знаю как это произошло, но мы начали разговаривать вообще без остановки. Мы в первый же день выдали друг другу абсолютно всё о себе, далеко не только имена. Мы всю ночь с ней разговаривали, вспоминали истории из жизни.

У нас появилась связь в первый же день. И я поняла, что она не замкнутая, просто спокойная. Но при этом очень открытая, доброжелательная, заботливая и милая девочка. Ещё она очень смешная. При чём она не старалась смешить специально, это получалось само. От неё всегда очень позитивный настрой исходил.

Мы не сразу признались друг другу, что обе вайнашки. Но я быстро спалила, что она чеченка. Несмотря на то, что вайб от неё был максимально русский, что-то в её лице её выдавало. Я говорю ей: ты чеченка. Она говорит "да" и пытается отгадать, кто я. И я в какой-то момент говорю ей фразу на ингушском [чеченский и ингушский - близкородственные языки и многие слова и фразы на них звучат одинаково или похоже – ред.]. И она такая: я бы никогда не подумала, что ты тоже вайнашка, ты вообще не похожа! Её очень удивило, когда она поняла, что я её землячка.

История Седы: "она чувствовала, что живёт не своей жизнью"

Седа Сулейманова сбежала из дома осенью 2022 года при помощи правозащитников СК SOS. Причиной побега стали конфликты в семье из-за жёсткого ограничения свободы девушки, а также из-за планов семьи выдать её замуж. Седа опасалась за свою безопасность и говорила, что, если родственники её найдут, они способны её убить, поэтому правозащитники на время поселили её в шелтер.

С каждым днём мы становились всё ближе. Мы спали на одной кровати, мы ели вместе, жили вместе. Седа действительно стала мне как сестра. Нам было легко сблизиться ещё и потому, что во многом наши истории очень похожи, хотя есть и отличия.

Я никогда не уходила с головой ни в религию, ни в ингушские традиции. В детстве, конечно, я в это верила, когда мне про это рассказывали, но у меня никогда не было своего искреннего увлечения. А у Седы была своя искренняя вера и в религию, и в традиции. Но в какой-то момент она осознала, что это ей не подходит, и резко переосмыслила всю свою жизнь, все свои понятия и ценности. Одна из её фраз: она чувствовала, что живёт не своей жизнью.

Ей ведь было уже 25 лет на момент побега, и ей активно промывали мозги, что пора замуж. Мне кажется, она поняла, что хочет другой жизни, что больше не видит смысла в той судьбе, которая ей уготована. Выйти замуж и быть примерной чеченкой до конца своих дней – этот шаблон не для неё. В этом мы с ней похожи: мы обе в какой-то момент почувствовали, что живём не свою жизнь. Просто я ощущала это с детства, а она почувствовала это резко в моменте и сразу предприняла решительные действия.

Жизнь в шелтере: "мы стали друг для друга моральной поддержкой"

Седа рассказывала, что, пока я не приехала в шелтер, ей было очень одиноко. Получилось, что после побега она осталась один на один со своими переживаниями. Понятное дело, что есть правозащитники и даже психолог, но это не заменит живого дружеского общения, которого ей очень не хватало. Она чувствовала себя одинокой и покинутой. 

Кроме того, Седа переживала из-за того, что у неё нет денег, и не представляла, как её жизнь будет складываться за пределами шелтера. Подходил к концу срок её пребывания в программе, и она не знала, куда ей идти, где работать, на что она будет жить. Большую часть времени ей не было разрешено никуда выходить из шелтера в целях безопасности, и она боялась, что после вынужденной изоляции будет сложно сразу резко влиться в новую незнакомую жизнь.

У меня тоже был сложный период жизни. Я помню, что была очень слабой, чувствовала себя очень плохо, слишком много курила. Мы обе были измотаны физически и морально. Но не потому что в шелтере плохие условия – нет, там есть и еда, и всё, что нужно из бытовых вещей. Проблема в том, что ты разбит морально, ты не знаешь, что будет дальше с твоей жизнью. Но когда мы с Седой находились вместе, все проблемы куда-то пропадали. Мы в моменте могли расслабиться, стать счастливыми и просто наслаждаться жизнью. Мы стали друг для друга моральной поддержкой.

Один из самых ярких наших совместных дней – это когда мы пошли кататься с ней со снежных горок. Я помню, что нам тогда было очень херово. Мы были такие измученные: вся эта взрослая жизнь, загнанность, депрессия, какие-то родственники, машины, преследования, полиция. У тебя всё это в голове, а тебе просто хочется выдохнуть и расслабиться. И мы пошли кататься с горок.

У нас не было ни ватрушки, ни ледянки, ничего. Мы нашли какую-то картонку, как это делают дети, и просто катались. Смех Седы до сих пор у меня в ушах звенит. Я помню, что в этот момент действительно всё отключилось, все наши проблемы остались где-то там, за дверью, а мы были счастливы, как дети. Как будто мы не вайнашки, как будто мы не прячемся, как будто нам не нужно уезжать из России, как будто мы можем жить нормальной жизнью и просто кататься с горки.

Мы веселились, смеялись, в шутку говорили "бисмиляхи-рахмани-рахим" [С именем Аллаха, Милосердного – ред.] перед тем, как скатиться с горки. Это обычно говорят перед тем как начать есть или что-то делать. Мы шутили, мол, посмотрите, какие мы верующие вайнашки! Без бисмилях даже с горки скатиться не можем! Мы вообще двигаемся на чистом бисмилях! Этот день мне очень запомнился. Была только Седа, я, и этот момент.

Мечты и планы: "она была максимально заряжена на будущее"

На тот момент я была в лютой депрессии и не видела свою будущую жизнь вообще никакой. Я не понимала, кто я, чего я хочу, что со мной будет. 

То, что Седу отличало от меня и от многих девочек-беглянок, которых я знаю, – это то, что у неё не было панического страха. Девочки, которых однажды уже возвращали домой после побега, и девочки, которые в первый раз сбежали, – это очень разные люди. Пока тебя ещё не поймали и не вернули домой, ты совсем по-другому настроен к жизни. И в Седе это чувствовалось. Я и другие мои подруги-беглянки – это люди, которые вроде  и могут начать нормально жить, но из-за того, что нас уже ловили, у нас всегда есть фоновый стресс и страх будущего.

Конечно, Седе тоже было страшно, но я видела, что она была максимально заряжена на будущее. У неё были силы и энергия. Конечно, ей было очень страшно, она была разбитой. Но в ней чувствовалась жизнь. Несмотря на то, что я со стороны всегда произвожу впечатление жизнерадостного позитивного человека, в тот момент я была максимально измучена и застрессована. Я смотрела на Седу и говорила: ты что, ебанутая, нас родственники преследуют, мы в опасности, какая может быть жизнь?! А она видела вокруг один позитив: собаки, рисование, Питер!

У Седы были конкретные планы: она рисовала и собиралась найти себя в искусстве. У неё были искренние желания, цели и амбиции. Она хотела быть независимой, собиралась строить карьеру, семью. Седа для меня большой мотиватор и кумир. Как только её стали отпускать из шелтера, она сразу начала двигаться вперёд, без депресняка, без стресса. Она начала работать, строить отношения: у неё сразу получилось. Она поняла, куда ей надо, и оказалась там, где должна была быть. Седа – петербурженка больше, чем любой коренной петербуржец в седьмом поколении, такое она производила впечатление. Она нашла своё место и чувствовала себя максимально гармонично в этом городе.

Жизнь после шелтера: "она очень боялась, что не прижевётся на новом месте"

В декабре 2022 года срок пребывания Седы Сулеймановой в шелтере заканчивался, и, поскольку на тот момент ни она сама, ни правозащитники СК SOS не оценивали её риски как высокие, ей разрешили выходить из шелтера, чтобы начать работать. Седа устроилась в кофейню сети Baggins Coffee в центре города. Ей также нужно было найти новое жилье, чтобы переехать из шелтера. Через Марьям Седа была знакома с Леной Патяевой, и они договорились, что станут соседками и будут вместе платить за аренду студии, которую снимала Лена. Однако прожить вместе Лена и Седа смогли всего несколько дней. 9 февраля двоюродный брат Седы Ахмед Батаев пришёл к ней на работу и стал требовать от Седы, чтобы она вернулась домой в семью по-хорошему, угрожая, что в противном случае семья воспользуется своими связями в правоохранительных органах. Седе удалось сбежать от брата и связаться с правозащитниками, которые снова поселили её в шелтер. После этого события Седа какое-то время всерьёз рассматривала возможность уехать за границу, но в итоге весной всё таки приняла решение остаться в России.

Был ряд причин, из-за которых Седа в итоге решила остаться в России. Она очень боялась, что не приживётся на новом месте. Изначально, когда она бежала из Грозного, жизнь за границей она даже не рассматривала. Она стала допускать этот вариант только после того, как её нашёл двоюродный брат и ей стало страшно. Но со временем она немного успокоилась: прошло пару месяцев, её никто не нашел, всё нормализовалось.

Седа никогда всерьёз не думала, что её будут активно искать и возвращать. В конце концов, в феврале двоюродный брат ведь не потащил её насильно в машину, а просто стал с ней разговаривать, пусть и с угрозами. Так что на её решение повлияло всё вместе: страх начинать всё с нуля, желание остаться в стране, где тебе комфортно, недооценённый риск со стороны родственников. 

Мы поддерживали все решения друг друга. Когда я решила уехать из России, Седа меня поддерживала. Когда я передумала и решила остаться – она это тоже поддержала. И точно так же я поддерживала любое её решение. Я понимала, что я могу только помочь ей и быть рядом, решение принимает в любом случае она сама. Конечно, мы озвучивали друг другу риски. Но, тем не менее, мы обе решили остаться.

А потом у неё уже появились отношения со Стасом, и понятное дело, что тут она уже вообще не хотела уезжать, она влюбилась в него.

Когда я впервые увидела их со Стасом, мне показалось, что они друг другу подходят – даже чисто внешне. У них было что-то общее. В их отношениях чувствовалась гармония, как будто люди реально долго друг друга искали и нашли. Они отлично смотрелись вместе и создавали впечатление очень классной пары.

Стас мне показался спокойным, надёжным, хорошим парнем. Я ценила то, что он во многом помогал ей адаптироваться в новой жизни. Единственное, мне сразу показалось, что Стас не до конца понимает серьёзность положения Седы. Даже когда мы с ней это обсуждали, она признавала, что какие-то моменты он не догоняет. Было видно, что Стас до конца не осознаёт, что за Седой действительно могут в какой-то момент прийти и увезти в Чечню.

Похищение: "я перевернула всё, что было у меня в руках"

Самостоятельно, вне шелтера, Седа Сулейманова успела прожить всего несколько месяцев. Весной она окончательно вышла из программы СК SOS, а уже в конце августа её похитили из дома, где она жила вместе со своим парнем и на тот момент уже женихом, Станиславом Кудрявцевым. Петербургские полицейские и чеченские сотрудники в штатском задержали Кудрявцева у подъезда его дома, отобрали у него телефон и угрозами заставили встать под глазок квартиры, где он жил с Седой, чтобы она открыла им дверь. После этого обоих молодых людей доставили в 54-й отдел полиции по Красносельскому району. Вечером того же дня Станислава отпустили, а Седу увезли в Чечню.

Поздно вечером 23 августа 2023 года я сидела дома со своим парнем, смотрела какой-то фильм и щелкала семечки. Ранее в этот день мы с Седой списывались о котятах: её знакомые их раздавали, и она помогала их пристроить. В общем, всё было нормально.

И вдруг в 10 вечера или около того мне пишет Стас: "Марьям, нас нашли, Саиду забрали" (друзья зовут Седу Саидой – ред.). Прочтя эту смс, я перевернула всё, что было у меня в руках: тарелку и ноутбук. Меня трясло. Я позвонила Стасу, спросила, что произошло. А потом сразу позвонила правозащитнице Светлане Анохиной, и дальше она во всём мне помогала, потому что с СК SOS напрямую связаться я тогда не смогла. Она очень нас выручила, нашла адвокатов и вообще всех подняла на уши.

Стасу менты сказали, что Седу везут в аэропорт, поэтому адвокат поехал именно туда. Но её там не было. Седу отвезли на машине в Чечню. Я когда вспоминаю этот день, до сих пор странно себя чувствую. Помню эти несколько часов надежды, когда ты ждёшь услышать, что они успели её спасти, что она возвращается домой. Но потом ты слышишь, что её увезли на машине, и ты понимаешь, что всё...

Мне было очень тяжело. И я не понимала поведение Стаса. Как он мог дать полиции подставить себя под дверь? Я понимаю, что он растерялся. Но он обязан был подумать о ней: она видит в глазок своего любимого человека, открывает ему дверь, а рядом с ним стоят менты... Я считаю, что он должен был отложить свою панику и свой страх. Объективно ему не грозила серьезная опасность в подъезде, в русском городе. Ну, максимум его бы побили. Возможно, если бы Стас хотя бы попытался что-то сделать, у всей истории был бы другой исход. Если бы он крикнул и предупредил Седу не открывать, возможно, она успела бы связаться с правозащитниками и адвокатами.

Я понимаю, что Седа взрослый человек и Стас не нес за неё ответственность. Но, с другой стороны, ты её любимый мужчина, и ты был в курсе её ситуации. Когда ты встречаешься с чеченкой, у тебя нет права растеряться, как бы жёстко это ни звучало. Я знаю, что если бы Седа жила не со Стасом, а со мной или с Леной, мы бы эту дверь не открыли. А он открыл. Вот и вся разница. У меня нет к нему плохого отношения, это просто факты.

Стас давно уже не появляется в медиа и решил "жить дальше" достаточно быстро после произошедшего. Да, какое-то время он пытался что-то сделать, и за это ему респект. Большинство парней на его месте даже не пытаются помогать своим похищенным девушкам. Поэтому когда Стас принял ислам и выступал в СМИ, в тот момент я очень его уважала и считала, что он сильный человек. Но хватило его ненадолго. Когда он понял, что ничего не меняется, он прекратил бороться. Решил забыть и жить дальше. Правильно это? Наверное, для кого-то правильно. С моей точки зрения, так нельзя поступать. Но другие скажут: "а что делать, надо жить дальше, нельзя же всю жизнь бороться и ждать". Но почему Лена всё ещё бьётся за Седу, а её собственный парень – нет? Он ведь говорил, что любит её...

Слухи о смерти Седы: "мы были разбиты"

7 февраля 2024 года правозащитники СК SOS впервые официально заявили, что, по их информации, Седа Сулейманова могла быть убита родственниками. Слухи о возможном “убийстве чести” ходили и раньше, но к этому моменту правозащитники смогли подтвердить информацию с помощью двух не зависящих друг от друга источников в Чеченской республике.

В феврале 2024 правозащитники сообщили нам очередные факты, указывающие на то, что Седу убили родственники. И в тот момент и у меня, и у Лены появилась уверенность, что Седа мертва. Я тогда ещё не уехала заграницу, и в тот момент мы жили вместе с Леной. Мы были разбиты. Когда ты осознаешь, что человек может быть мёртв, ты думаешь – а что дальше? Желание наказать виновных приходит позже. Сначала ты просто потерян. Я не могла поверить, что подруга, которая всего полгода назад проводила со мной время, смеялась, хотела жить – что её сейчас может не быть в живых.

Я чувствовала гнев, злость и беспомощность. Я не могу описать эти эмоции. Люди, которые теряли своих близких, наверное, могут это прочувствовать. Но когда ты понимаешь, что твой близкий человек не просто умер, а его убили, это ещё страшнее. Я чувствовала отчаяние, и у меня, и у Лены была истерика.

Но через какое-то время произошли другие события, и, главное, я по-новому взглянула на известные нам факты, снова стала думать, что Седа жива. Я думаю так до сих пор. Мне кажется, семья оставила её в живых, они просто решили спрятать её ото всех. Я знаю, что мама её любила, да и брат, хоть и очень строгий, но вроде как любил. Это ведь на самом деле не так просто: убить своего близкого человека, какой бы ты ни был зверь. Я уверена, что изначально они точно не планировали её убивать. Они просто хотели, чтобы она жила по их традициям. Не знаю, что там произошло дальше. Мне кажется, она сейчас живёт взаперти, в каком-нибудь дальнем селе, и у неё просто нет возможности ни с кем связаться. Я верю, что она жива. Я так чувствую.

Про убийства чести: "убийцы понимают, что им за это ничего не будет"

Распространенность так называемых “убийств чести” на Северном Кавказе установить сложно, поскольку это крайне табуированная тема, однако эта практика совершенно точно не ушла в прошлое. По данным “Правовой инициативы”, с 2008 по 2017 год в Чечне, Ингушетии и Дагестане произошло 33 подобных случая, в результате которых всего было убито 39 человек, из них 36 женщин и 3 мужчин. Представители правительств республик наличие проблемы отрицают.

Я продолжаю верить и надеяться, что Седа жива. Но, если предположить, что она убита, я думаю, мы никогда не узнаем, что именно с ней произошло. Во всяком случае, в официальное расследование я точно не верю. Я думаю, в нынешних российских реалиях вообще ничего расследовать не будут. Если только будет невероятно большой общественный резонанс, который власти не смогут игнорировать: это единственное, что могло бы помочь.

Убийства чести происходят потому, что убийцы понимают, что им за это ничего не будет. Я думаю, виноваты и российское правительство, и чеченское правительство, и сложившиеся традиции. Конкретные семьи тоже виновны. Но хуже всего – это безнаказанность. Правительство об этом знает, об этом знают все, но закрывают глаза.

Не буду говорить за весь северный Кавказ, в каждой республике своя специфика, но если говорить про Чечню, лично моё мнение, что российское правительство намеренно позволяет кадыровскому режиму и убийства чести, и пытки, и похищения людей, и казни, и всё остальное. Это делается, чтобы удерживать в страхе всех остальных россиян, чтобы люди неосознанно привыкли воспринимать беззаконие как норму.

Ты можешь осуждать убийства, похищения и пытки, но постепенно тебе становится нормально слышать о таких случаях: а чего вы хотели, это ж Чечня! А дальше это распространится на другие регионы страны. Со временем люди привыкнут и потом будут спокойно реагировать: ну да, теперь и русскую похитили, а чего вы хотели, это ж Россия!

Что-то изменится, только если люди сплотятся и поймут, что творится пиздец. Но суть политики нашего государства в том, что людей намеренно очень сильно разъединяют и они боятся остаться крайними. У нас атмосфера в обществе такая, что каждый сам за себя, каждый боится. Люди такие: лучше я проживу свою жизнь нормально, ничего не изменю, но хотя бы не подставлю своих родных. И, с одной стороны, их нельзя винить за страх, но, с другой стороны, ничего и не изменится, пока люди не перестанут бояться и не сплотятся.

Жизнь без Седы: "я верю, что однажды наступит день, когда мы увидимся"

После того, как правозащитники СК SOS объявили о том, что, по их информации, в отношении Седы совершено убийство чести, Марьям приняла решение уехать из России. Конкретную страну она не называет и про свою заграничную жизнь рассказывать не хочет – из соображений безопасности.

Моя жизнь сильно изменилась после похищения Седы. Если говорить про внешние перемены – во-первых, я переехала за границу. Помимо внешних обстоятельств такие события меняют тебя и внутренне. Если раньше я могла притуплять свою злость, то сейчас у меня невольно появляется ненависть, особенно когда читаю комментарии чеченцев про то, что Седа в земле и поделом ей. Я стала жёстче, стала более закрытым человеком. Я раньше такой никогда не была. Теперь мне тяжелее сближаться и взаимодействовать с людьми, появляются страхи. Я стала бояться, что что-то случится с кем-то из остальных моих друзей. Очень страшно ещё кого-то потерять.

…Мы часто вспоминаем Седу с Леной и другими общими друзьями. Я по ней очень сильно скучаю. Иногда она мне снится. В моих снах мы с ней каждый раз убегаем. Она ко мне подбегает, говорит "Марьям, бежим", и мы убегаем. Это всегда тревожные сны, но в итоге нам удаётся спастись.

Самые разные вещи мне о ней напоминают. Например, собаки на улице. Когда я вижу какую-нибудь забавную собаку, мне сразу приходит в голову Седа, потому что она всегда на них реагировала и говорила "собака-бабака". А когда она видела машину Лены, то говорила "бибика". А зимой, стоит мне увидеть горки, как я вспоминаю тот день, когда мы вместе катались, и её счастливый крик "аааааа", когда она ехала вниз. Даже когда я вижу людей в шапке определенной модели, я сразу думаю, оооо, это же её стиль.

У меня на столе лежит её кольцо и хранятся другие памятные вещи, которые она мне оставила. А в телефоне остались фотографии и видео с ней. Я радуюсь и искренне смеюсь, когда вспоминаю эти моменты. Я счастлива, что у меня есть эти воспоминания, но всегда вслед за радостью приходит горечь оттого, что её нет рядом. Становится очень грустно и больно.

Я какое-то время ей писала письма в заметках на телефоне – рассказывала о жизни. Я хотела, чтобы она потом когда-нибудь всё это прочитала. Но потом я перестала это делать, потому что мне это очень тяжело даётся.

Я не знаю, что будет дальше. Я не знаю, вернётся ли Седа, не знаю, жива ли она, где она, смирилась ли она и решила остаться в Чечне или будет пытаться сбежать. Я ничего не знаю, но я жду. Я верю, что однажды наступит день, когда мы увидимся, она вернётся и скажет: "Девочки, это был пиздец, заваривайте чай, сейчас я буду рассказывать". Я очень часто представляю, как она приезжает ко мне заграницу, и я вытаскиваю её из депрессняка, подшучиваю над ней постоянно, чтобы подбодрить. Я представляю, что Лена тоже приедет, и все другие наши друзья, и мы все рядом. Я часто представляю этот момент: сначала это молчание, когда мы просто сидим рядом, смотрим друг на друга в ахуе, ревем, обнимаем друг друга и не верим в то, что это правда произошло. А после этого – бесконечный разговор. Я буду жить с этой уверенностью. Я буду ждать.